ВНЕЛИМИТ

[All Alice Fest]

Исполнения, в которых больше 400 слов, выкладываются в комментариях к этой записи.
Ссылка на комментарий выкладывается в посте с заявкой.

В начале указывается номер тура, заявки, сама заявка.
Текст прячется под кат.

Пост исключительно для исполнений, комментарии - в пост с оригинальной заявкой.

@темы: официозное

Comments

[Гость]

XI.31. wonder!Сказки. Ретеллинг какой-либо сказки в стиле Страны Чудес.

Исполнение 2. 638 слов

Выстрелил Иван царевич в зайца, но промахнулся, и рванул заяц через леса и поля. А царевич за ним погнался. И мчались они через поля и леса. А потом глядь Иван-царевич, а зайчишка-то возьми и юркни в пещеру. Рванулся за ним царский сын, да и сорвался. Летит, а вокруг него самовары, кружки, да утварь всякая, да кафтаны дорогие, да оружие булатное. Не успел удивиться иван-царевич, как плюх!- свалился в болото зеленое. А по кочкам прыг да скок! заячий хвостик мелькает. С кочки на кочку. Вскочил Иван царский сын, да деру за зайцем, в котором смерть кощеева таилася. Болото уж кончилось, а заяц исчез. Пошел Иван-царевич по тропинке, глядь- а на поляне стол стоит и купцы иноземные чаю откушать изволят.
-Здравствуйте, купцы иноземные!- поклонился Иван-царевич. -Не видали ли вы зайца здесь?
-Присядь, гость, да чаю с нами откушай, - ответствовал ему купец рыжий да наглый. -Может, и отыщешь зайца!
Сел царевич, да принял из рук купца иноземного чашку с чаем. Глотнул, и закружилась голова у него.
-А теперь беги, гость чужедальний, - сказал купец рыжий. -Туда побежал заяц!
А царевич смотрит на себя и поверить не может, гол как яйцо, да стоит в ворохе ткани грубой. А стол вверх ушел, и купцы иноземные в великанов превратились. Понял тут царевич, что чай был заколдованный. Но нечего делать, взял он тесемочку малую, обвернулся ей, чтоб мудями не хлопать, и побежал к норке заячьей, за зайцем, за смертию кошевой.
Выскочил он по ту сторону норки заячьей, смотрит, дворец стоит, красный, да прекрасный. Побежал Иван царевич ко дворцу, да не знал, что живет в нем Чудище , Тугарин Змеевич. И любил Тугарин все чудеса иноземные, диковинки заморские. А в услужении у себя держал зверей-птиц-гадов разных.
Идет Иван, идет, и вдруг глядь- гриб большой. Вроде сыроежка. Сломил Иван кусок, откусил. И закружился мир перед глазами у него. А ленточки спали вниз. Глядь, а он вырос снова, да пребольше прежнего стал.
А Тугарин Змеевич тем временем решил саду своему смотр сделать. глядь- стоит молодой красавец, кудри льняные, глаза синие. Удивился Тугарин и спрашивает:
-Ты кто таков, добрый молодец? Да как в саду моем очутился? Не желаешь ли быть моим гостем?
Поклонился ему молодец.
-Зовут меня Иван, царский сын. А пришел я сюда за малым зверем зайцем. В нем смерть врага моего лютого, Кощея беззаконного!
Дал указ строгий Тугарин Змеевич отыскать зайца, а сам Ивана в свой кафтан златотканый одел, под белые руки взял и повел во дворец свой.
-Ты поешь-попей, отдохни с дороги, а зайца мы сыщем.
Ударился тут о пол мраморный Тугарин, да и обернулся красой-девицей, да такой, что у Ивана дух захватило.
-оставайся со мной, добрый молодец, - молвила девица ласково, - зайца мы сыщем и врага твоего замочим, а ты оставайся, да будь мне мужем дорогим.
Привели тут во дворец зайца, схватил его Иван, хочет о пол грянуть, да душу вытрясти вместе с яйцами. А девица-тугарыня тут как тут.
-Не убивай животное, - молвит она ему ласково. -Я ему сейчас зелье дам, так пронесет, не то что смерть, а и жизнь кощеева к твоим ногам шлепнется. К тому ж мне как раз не на ком испытать было.
Глотнул бедный заяц зелья королевского, да пуще прежнего окосел, заметался, да в кустики. А оттуда уже полегчавший изрядно, рванул к Лесу Чудесному, где купцы иноземные чаёвничали. А гады служивые отмыли яйца кощеевы, да Ивану на золотом подносе вручили.
Загремел тут гром и сам Кош Бессмертный явился, трясется как лист осиновый, за яйца переживает.
-Пощади ты меня, добрый молодец, не лишай последней радости! Сам подумай, я ж бессмертный все равно, я без яиц все ещё сильнее залютую! Ты лучше одно яйцо возьми себе в велик заклад, а второе мне отдай. А то я ж ведь женился недавно, что жене скажу любезной?
Сжалился Иван-царевиц, отдал одно яйцо Кощею. Тот поклонился, топнул, да и пропал. А Иванушка обнял красу-тугарыню, да и женился на ней прямо в том зале.

[Гость]

XI.18. Burton Alice in Wonderland. Автор тащится о оральных ласк. И очень-очень хочет рейтинга. Плиз Валет/Алиса. Первая брачная ночь. Алиса вышла за Валета от безнадеги, поскольку Шляпник влюблен в Мирану. Валет пытается хоть как-то обратить внимание на свою скромную особу. И в первую ночь ласкает Алису своим змеиным язычком.Кайф и стоны от Алисы. Успокоение и нежная любовь от Вальта. AU!

970.

Со стороны они выглядят очень красивой парой: рослый мужчина с густыми темными волосами и поджатым ртом. Нежная девушка-цветок в белоснежном платье. Рука об руку в теплом сиянии предвечернего солнца. Шаг в шаг по мягкой зеленой траве. Глаза в глаза перед тем, как произнести самые важные слова в жизни перед алтарем и множеством свидетелей с горящими восторгом взглядами.

Все желают им счастья; под ноги новобрачных летят розовые лепестки, в прозрачно-голубом небе поют яркие птицы. На тонком пальчике невесты блестит ободок обручального кольца. А глаза – тусклые и неживые. Она смотрит глубоко в себя, в свою душу, отживая последние моменты свободы, прощаясь с волшебной сказкой о сумасшедшей любви. Ее улыбка натянута, и не для него – для других, для тех, кто пришел разделить ее поражение.
Алиса проиграла.
Алисе пришлось уйти – в брак с человеком, которого она никогда не сможет полюбить так, как… до сих пор любила другого.

Безумцы должны быть рядом с безумцами. Если ты не можешь принять чужое безумие и жить в нем, принимая его как должное и необходимое, тебе лучше не вмешиваться. Безумие притягивает безумие – и Стейн наблюдает, как бледная рука Мираны тает в теплой ладони Шляпника. Как естественно она кладет голову на его плечо и улыбается черными губами. Две половинки одного безумного целого. Белый крем на кусочке чуть подгоревшего теста с цукатами. Идеально.
Алиса, ты проиграла, еще даже не начав битву.

Валет видел, как она начала это понимать. Он был с ней. Обнимая ее, он чувствовал, как она ломается – изнутри. Как она угасает. Как ее взгляд темнеет и наполняется пустотой. Он хотел помочь ей. Он любил ее. По-настоящему любил.
- «Я хочу защитить тебя, Алиса», - сказал он, медленно скользя взглядом по ее поникшим плечам. – «Я просто хочу защитить тебя».
Он ничего не требовал – ни взаимности, ни ласки. Валет просто хотел быть рядом – чтобы не дать ей рассыпаться на кусочки, заледенеть, обезуметь. Безумие отчаяния – самое страшное. Оно убивает заживо. Он хотел защитить от него Алису. Удержать. Спасти.
Она согласилась, несмело и немного нервно обняв его.

Прозрачная фата окружает Алису туманным облаком, и она прячется в нем, следя за таянием белой руки и быстрыми взглядами, чей тайный смысл известен только двоим. Она все понимает, но до сих пор не хочет поверить. А он рядом и держит ее за талию, стараясь теснее прижать, объяснить, что теперь она – его, а это всего лишь прошлое, сон, тени, которые исчезнут, едва торжество подойдет к концу.
Забудь, Алиса. Оставь безумцев тонуть в своем безумии.

- Нам пора, - отрывисто и коротко, даже грубо.
Она кивает – слишком отрешенно, слишком равнодушно. А он чувствует себя самым счастливым и самым несчастным одновременно.

А после, когда солнце гаснет и ночь роняет на землю черные перья темноты, он не знает, что делать.
Стоя над распростертой на простынях Алисой, он украдкой хрустит суставами пальцев и сжимает зубы, чтобы не напасть на нее, не огорошить натиском, не испугать. Она по закону и по праву принадлежит ему, и он может взять ее прямо сейчас – так, как хочет, со всей силой и страстью своей любви, получившей свободу. Но не может. Нельзя. Это сломает ее, уничтожит. А он обещал беречь и защищать.
Осторожный поцелуй в сомкнутые губы. Алиса не закрывает глаза, а смотрит прямо на него – пустотой. Она все еще там, на лужайке с мягкой травой и воспоминаниями об утерянной любви. Он уведет ее оттуда.

Дорожка поцелуев тянется от изгиба шеи к груди – деликатно, нежно, оставляя на коже полукружья влажных следов и тепло взволнованного дыхания. Гибкие пальцы водят по бедрам, расправляя невидимые складки, покрывают напряженные мыщцы мягкой паутиной прикосновений. Он лежит рядом и успокаивает ее – не глупыми словами и витиеватыми комплиментами, а касаниями и поглаживаниями. Наконец она закрывает глаза, доверяясь ему. Маленькая победа над страхом и отстраненностью.

Ощущения становятся более полными и острыми, когда смежены веки. Алиса смотрит в темноту, воспринимая происходящее телом, кожей, нервами, приокрытой навстречу душой. Прикосновения пальцев – как мазки мягкой кисточкой, поцелуи – как капли летнего дождя. По соскам веет свежестью прохладного воздуха после влажного тепла рта. Он уже не здесь, ниже, вбирает в себя гладкость ее живота – маленькими кусочками, до линии завитков под ним. А потом их касается что-то мокрое и гибкое, зарываясь внутрь, прокладывая дорогу вперед – в нее. Ему помогают пальцы – разводят прежние складки, чутко водят по нежной коже, раскрывают ее для чего-то неведомого. Она не боится. Уже поздно бояться.

Он чувствует это, но не напирает, не старается накрыть ее ртом полностью, позволив языку проникнуть как можно глубже. Он продолжает успокаивать ее, едва трогая губами, слизывая блестящую влагу со свежим запахом, пробуя ее на вкус. Он смакует ее, обводя языком чувствительные местечки и едва проникая внутрь, где горячо, узко, хорошо. Он чувствует, как она замирает и вздрагивает, пытаясь понять, нравится ли ей это. Он слышит ее сбивающееся дыхание и движется дальше, задевая мягкую плоть, полностью погружая язык в ее глубину и чутко исследуя все неровности и пульсирующие бугорки.

Она едва дышит. Все происходящее слишком ново и необычно, к нему сложно привыкнуть. Она слишком долго привыкает – к чужому рту между своих бедер, к откровенным поцелуям, к движениям языка нее. Ей горячо, щекотно и мокро. И когда она не выдерживает и хочет отпрянуть, становится хорошо. Ласкающий и дразнящий язык словно достает до самого сердца, и оно сжимается, чтобы забиться сильнее. Воздуха не хватает, и она жадно глотает его, закашливаясь и громко вздыхая. И каждый вздох отзывается острой пронзающей судорогой – там, где ее целуют, поглаживают и сминают мягкие губы.

Ему хорошо вместе с ней. Сейчас она откровенна перед ним настолько, насколько это возможно. Она доверяет ему. Она принадлежит ему – по своей воле, отзываясь на его ласки и принимая его любовь. И понимание этого дарит ему не меньшее наслаждение.

И когда она вскрикивает от удовольствия, вздрагивает, сжимая бедрами его голову, и опустошенно обмякает на смятой простыне, он чувствует себя по-настоящему счастливым.
Он знает, что она забыла – хотя бы на несколько мгновений. Она любила его – сейчас. Только его.
Ты проиграла безумию, Алиса. Но выиграла гораздо большее.
… Переводя дыхание и прижимая к себе Валета, она начинает это понимать.

[Гость]

XI.16. Burton Alice in Wonderland. Красная Королева/Алиса. NH, A+, dark. Эта прекрасная песня будет последним, что ты услышишь в своей жизни.

704 слова

Затянуто ли небо тучами, сияет ли солнце, опаляя скудные пустыни, заметает ли ветер песком разрушенный город – в этом зале всегда сыро, темно и жарко как в тропическом лесу. Она сегодня – победительница, завоевательница и палач в одном лице. О, она растопчет их, выпотрошит, заставит отдать ей всю драгоценную кровь Страны Чудес, всю кровь, которая течёт у них в жилах, кровь, которой они не достойны!
Сколько лет, сколько долгих лет она ждала этого пиршества. И вот Алиса, настоящая Алиса у неё в руках. Доказательство её силы, её власти, безраздельной и опустошающей, выжигающей силы. Да-да выжигающей, заставляющей пасть на колени перед великой и монаршей. В тенях никто не кроется, ибо нет никого, кто был бы темнее неё, никто не прочищает пыточные инструменты, ведь во всей её державе не нашлось существа хуже её, никто не осмелился использовать их! Даже её верный -неверный Валет. Её любовь и ненависть к нему сплелись под рёбрами и пульсируют, стоит только увидеть его. Он посмел предпочесть её какой-то прохвостке, дикой девчонке, Алисе, Бармаглот её возьми, Алисе!
Королева в бешенстве сжимает кулачки, а вены на огромной голове вдуваются так, что кажется сейчас лопнут, что вот-вот её огромная голова лопнет, как перезревшая тыква.
Но она слышит шаги и успокаивается. Вот и её час возмездия.
Дверь раскрывается без звука. Стейн держит две цепи в руке и тащит за собой двух пленников. На его лице можно прочитать смесь торжества и презрения. Она думает – уже взял своё, взял и девчёнку и сумасшедшего Шляпника. Теперь и моя очередь забавиться.
Валет дёргает цепь на себя и на пол валится тело Шляпника, утаскивая за собой Алису. Они ещё не сдались, но Террант измучен больше, чем юная воительница, так некстати вернувшая прежний рост. Интересно, прежде чем привести её к себе Стейн давал ей растибулку? Или сошло и так?
Ну впрочем это она может выяснить потом. Красная Королева улыбается, и её губы расплываются по лицу как страшный кровавый шрам. Она смеётся и приказывает Вальту покинуть их. Обычно он присутствует на всех её пытках, как высокая тень за спиной, но не сегодня. Она смотрит Алисе в глаза и понимает – им теперь никто не нужен. Никто – никто. Поэтому прежде чем недоумённый, но, конечно, ничем это не показывающий Валет уйдёт, она бросает ему резкое «забери мальчишку с собой». И правда – если он больше по душе, нет конечно не по душе, по душе ему только она, она, как могла она подумать, он ему только по телу, несомненно, то пусть забирает себе игрушку. Хороших мальчиков надо награждать, пусть ей всю жизнь нравились плохие. Двери закрываются бесшумно, но ей, в общем то, всё равно. У неё теперь ничего нет, ни власти, ни силы под взглядом булатной всё теряется и тает. Такая сильная, непокорная, дерзкая. Дикая. Как её любимый Бармглотик. О, определённо на их схватку интересно было бы посмотреть. Но она не рискует, поэтому Белый Дворец разрушен, как и Мрамория, поэтому большинство заговорщиков мертво, поэтому её сестре приходится скрываться далеко в Диких Землях. Поэтому Алиса перед ней, скованная цепями. Коленопреклонённая. Прекрасная.
«Может приручить её? Или нет, выдрессировать, чтобы дикий зверь ходил у меня по правую руку, как личная смерть, чтобы грел постель своей яростью и кровью, неземной, золотой кровью, чтобы пел дикие песни в страсти и гневе. Чтобы смотрел на всех одинаково по булатному. Чтобы рычал так, что отнимаются ноги, – думает она и хватает Алису за подбородок, так, что останутся синяки – сожгу, выпотрошу, уничтожу ей всех неподчинившихся, пущу буйствовать в Дикие Земли, – и целует, вгрызается зубами, мучает губами белую шею, оставляет мазки помады на шее, которые будто кровь, будто горячий яд, будто отметины калёным железом – вылью ей корону, золотую и ошейник, с рубинами и шипами внутрь. Она со Стейном будут как два дракона у неё на поводках, не хватает ей одного, она привыкла брать всё – и рвёт нежные губы, кусает до крови, а Алиса, её зверёныш, всё дёргается под ней и воет, воет, как раненный зверь. Королева отбрасывает девчёнку на пол, откуда только силы взялись, отходит к окну из которого виден ров, в котором плывут белые лица, кричащие, стонущие, смеющиеся. Она тяжело и рвано дышит гнилостным воздухом, не замечает того, что Алиса тяжело встаёт и сплёвывает кровь.
- Прекрасная песня, правда моя девочка?
Булатный клинок возникает словно из ниоткуда и легко рассекает тяжёлые цепи. «Эта «прекрасная песня» будет последним, что ты услышишь в своей жизни» хрипит Алиса и бросается вперёд.

[Гость]

XI. 9. Burton Alice in Wonderland. human!Чешир/Алиса; Чешир/Алиса. NH, A+, UST (в рамках приличия). Любой сюжет, но без хэппи-энда, пожалуйста.

1017 слов

Алиса любит смотреть на мир сквозь цветные стёкла дверей. Это преображает её мир, переворачивает и окунает в кленовый сироп. Или в клубничное мороженное. Или в гранатовый сок. Это уж, какое стекло попадётся. Алиса смотрит и смотрит, не отрываясь, прижимается носом к холодному стеклу, восторженно раскрывает глаза. Сегодня всё как море изнутри, как глаза отца, как крепкий ал-ко-голь в его стакане. Мама не любит, когда папа пьёт, да и Алиса, в общем, тоже, но ей нравится смотреть, как жидкости, смешиваясь в стакане, превращаются в синий цветок. Или красный. Или кленовый. Это как повезёт.
888
Алисе часто кажется, что на неё смотрят. Из-за угла, из-за стеллажа в библиотеке, через окна веранды или пыльного отцовского кабинета. Или из шкафа. Но это уже детские, слишком детские и иррациональные страхи. Ей давно уже стоит убраться тут, завесить всю мебель белыми полотнами и если бы не смерть матери, она бы так и сделала. Но не сейчас, сейчас у нее, ни на что не хватает времени. Когда ты торгуешь одновременно с Индией, Португалией, Китаем, Османской Империей и чёрт как же много их, приходится быть максимально осторожной, а это требует много времени. Прямая спина Алиса, всегда прямая спина не забывай, не бойся, не отчаивайся, не промахнись. Не смей промахнуться.
Она растерянно поводит плечами и туманная шаль качается на её плечах. Держи осанку милая, подними голову, не будь ребёнком. Без надежд деточка, без лишних надежд.
Алиса горько вздыхает. Где-то в глубине полок отец прятал свои «цветы». Ал-ко-голь. А-ли-са. Аль-ба-трос. Аб-сент. Сколько ещё знаешь слов на «А»?
888
Альбатрос, кажется, закрывает своим крылом половину неба. Сейчас глубокая ночь и на палубе пусто. Алиса бежит вперёд по гладко начищенным доскам, рвано дышит, обхватывает себя руками и падает на колени у самого края рассудка. Замертво падает, как лошадь, которая умирает на скаку, как чёртов альбатрос, которого подбивают в полёте. Мёртвый альбатрос – к смерти, мёртвый матрос – к чуме, девушка на корабле – к беде.
«Поздно взялся предупреждать!» - кричит она падающей птице. Альбатрос не думая даже вскрикнуть на прощание погружается в глубину океана.
У Алисы трясутся руки – несколько минут назад на этих руках умер её матрос, несколько часов назад она перебирала ему волосы, нежно очерчивая порванное ухо, несколько дней назад ей целовал эти руки матрос с вертикальными зрачками и чёртовой чертовской улыбкой.
«Дьявол! Вернись, слышишь, ты не смеешь опять меня бросать! – а волны всё бьются и бьются о борт – Прошу тебя, давай же ещё одно чудо… »
Она даже не шипит – шепчет, хрипит надсадно. Ей хочется опустить руки обратно в густые пшеничные волосы, хочется чувствовать улыбку около щеки, хочется обжигаться об его взгляд. Она же не девочка, ей не шесть и не шестнадцать. Она тоже хочет чувствовать себя желанной, любимой. Хоть что-то вообще чувствовать. Но остаются только горячие слёзы и трясущиеся руки. И несдержанный поцелуй «на память».
888
В её мечтах каравеллы, изящные и лёгкие, покачиваются на волнах, ветер наполняет белые натянутые паруса, а внутри, около мешков и запертых сундуков пахнет пряно и крепко, пьяно и головокружительно.
В её мечтах страны и континенты перепутаны и смешны, изящны и необычны, прекрасны и сверкающи.
В её мечтах корабль плывёт прямо через карту и по белой поверхности расплываются волны складок.
В её мечтах контракты, договора, трансы, кредиты – просто пустые слова нелепица, важнее, куда важнее широта и попутный ветер.
В её мечтах в платье можно легко бежать через лес, все пираты оказываются милыми проказниками или, оказываются побеждены смелыми матросами.
В её мечтах уже совсем нет места котам с улыбками.
Реальность оказывается чуть тяжелее и, если честно, куда скучней чем мечты. Корабль пахнет сыростью и тиной, матросы угрюмы, грубы и неприветливы, ветер забивается под тонкий плащ и холодит кожу. Правда ты не этого ожидала моя милая, а? Обманулась, поперхнулась, обожглась о свои сказки?
Она конечно не отчаивается. Да и с чего бы ей вообще это делать, она же как отец, а отец не позволял себе ни тени сомнений, ни тени отчаянья. Или просто она так думает?
Алиса всхлипывает-вздыхает, а к ней на плечо садится синий цветок.
888
Она – булатный воин. Абсолютнейшая. Это так же сложно принять, как сумасшедшего зайца, ревнующую мышь, растибулку. Как масляные, тяжёлые взгляды, которыми обдавал её Валет. Единственный, кто в этой котовасии казался относительно родным, был Кот. Он, словно призрак прошлого, являлся из ниоткуда и уходил вникуда, оставляя после себя только лёгкий дым. И никакой тяжести или горя или тянущей непонятности. Так мог только Террант, но даже он иногда казался ей скучным.
Стоя на балконе и оперевшись на перила Алиса пристально смотрела на Мраморию. Запомнить или вспомнить – она уже не знала, чего хотела. Кокон Абсолема покачивался среди ветвей. «Ему там хорошо – думала она – вот бы тоже в кокон спрятаться».
На следующее утро даже белая армия и доспехи не показались ей надёжным коконом. И она стала окружать себя мечтами. Террант было кинулся её останавливать, но Чешир прошипел «тшшш не сбивай концентрацию!» и продолжил следить за фигуркой Бравного Воина. А Алиса уже летела, над руинами, над армиями сестёр, над Страной Чудес и думала «вы всего лишь шахматы и карты, глупые игры, а я живая, – и там, среди фигурок уловила аквамариновый взгляд (как-то давно, когда они ещё были все вместе отец купил маме подвеску, прямо на уличном рынке, каплю в которой плескалось море, аквамаррррин весело выговаривал тогда загорелый синеглазый продавец) и это подстегнуло её сильней чем все одобрительные крики – я сильней тебя!»
Меч начал плавно опускаться вниз.
888
Она стояла посреди леса, беззащитная платиновая тонкая. В лёгкой ночной рубашке, шали и замешательстве. Листва, промокшая и липкая, неприятно холодит кожу. Алиса смотрит вниз и видит, как под ней разливается разноцветное пятно. Синее, красное, кленовое, белое – тут уж как повезёт. В отражении она молодая, очень молодая, кудри ещё мягко вьются и на лице ни донной морщинки. «Что же это – думает она – куда мне теперь идти?» - делает шаг вперёд и напарывается на пронзительный взгляд, как на стилет. Из лёгких выбивает весь воздух, стоит мягкой шерсти коснуться шеи, она отшатывается и почти готова бежать, но сильные, тёплые руки обхватывают её за талию.
«Пожалуйста не уходи, останься, будет всё что ты захочешь. Нам двоим хватит моей любви.» - судорожно, быстро, без надежды.
«Аб-сент, Ад-во-кат, Ад-дер-рол, Аль-ба-трос, Аб-рис, Аб-со-лем, Аб-со-лют-на-я, Ак-ва-ма-рин, Ал-ко-голь, Ан-гли-я, А-лый, А-лиса» – шепчет она. Это звучит, как покаяние, как исповедь, как прощение и как согласие одновременно. Ей в затылок кто-то тяжело выдыхает.
Отсчёт пошёл.

[Гость]

No-Alice!8. Burton Alice in Wonderland. А+, NH. Можно гет, можно джен. Слово "Алиса" теперь под запретом: никто за чаепитным столом не хочет упоминать девчонку, которая обещала - и не вернулась. В прошлый раз, когда это случилось, со Шляпником, тяжело переживавшим её уход, стало совсем худо. Поэтому персонажи говорят о чём угодно, но не об Абсолютнейшей. Заказчику принципиально важно, чтобы в фике ни разу (ни в словах, ни в мыслях героев!) не прозвучало ни "Алиса", ни "Абсолютнейшая", ни "славный мальчуган" - ну вы поняли; но чтоб весь фик было видно, что на самом деле занимает мысли героев.

Исполнение 2 (583 слова)

Здесь, на поляне посреди волшебного леса Страны Чудес стало совсем мрачно. Черные деревья своими голыми ветками безмолвно склонились к столу, пятна на скатерти выцвели, а из-за гор грязной посуды теперь совсем ничего не было видно, даже безмолвного серого неба и редких снежинок. Время от времени раздавался гулкий стук чашек о блюдца, но никто не произносил ни слова – разговор не клеился, и каждый здесь погрузился в свои мысли. Напряжение застыло в воздухе, как Чеширский Кот: оно притаилось, словно ожидало чего-то, замерев на своем месте. Но чего? Никто не знал.
Соня тихо сопел в чайнике. Раньше его убежище было чистым и аккуратным, но теперь по некогда белому фарфору разбежались паутинки трещин, подтеки чая оставили бурые полосы на круглых боках, а на пыльной скатерти вокруг розовели пятна малинового джема. Дернув ушком, мышь подскочил на месте, широко раскрыл глаза от испуга и оглянулся. Темнота, казалось, поглотила все вокруг, а тишина, густым киселем повисла в воздухе, но это мало волновало перепуганного Соню.
«Не думай, просто не думай. Спи», - эти слова превратились в мантру мыши, но следовать им было невероятно сложно. Запретный образ, видение лезло в голову, являлось во снах и тихо шептало о себе в большое пушистое ухо… "Тшшшш…"
Соня вскочил с громким криком, больно ударившись о крышку чайника. Снова этот сон, что преследует его уже давно. Куда бежать от кошмара, к кому идти за помощью, если поблизости только пара сумасшедших, у которых никогда не знаешь, что на уме?! Порой мышь приходил в отчаяние, понимая, что жизнь уже не будет прежней, не вернётся на круги своя. Он осторожно вылез из чайника и пошел оглядеться – все тут хоть и застыло вне времени и пространства, но оставлять хрупкий мирок без присмотра не хотелось.
Голова раскалывалась от кошмаров и недосыпов, глухая, зудящая боль сверлила виски, перед глазами плыло. Среди гор чашек и кофейников медленно вырисовывалось голубое платье и мягкие линии коричневых кудрей.
«Нет, прекрати», - Соня побежал вперёд, крепко зажмурившись – никого нет, ему чудится из-за усталости. Ничего больше. Короткие лапки, словно налитые свинцом, двигались с трудом, казалось, каждый шаг дается неимоверными усилиями и отбирает жалкие остатки жизни маленького и слабого тела.
Мышь услышал голоса и довольно быстро вышел к краю стола, где сидели Заяц и Шляпник. Былой их задор исчез с лиц: оба осунулись и побледнели, глаза уже не блестели, остекленели, они потеряли интерес ко всему окружающему – в этот заброшенный край уже давно никто не приходил, а вместе с тем пропало и желание веселиться, устраивать чайные вечеринки и праздновать неименины. Язык не поворачивался назвать единственное родное место во всем мире захолустьем, но… это было правдой. Правдой, от которой не убежишь даже со сверхсветовой скоростью.
Двое играли в куклы. На их указательных пальцах наскоро сшитые из грязных лоскутов джентльмены готовились к балу: накрывали крохотный столик, хвалили костюмы друг друга, сплетничали о женах и детях и обсуждали детали грядущего события. Игра выглядела весёлой, но Соня не понимал, что творилось в сумасшедших душах и это настораживало его. Они гнили и разваливались, чернели, переработанные крохотными белыми червячками – друзьям не хватало одной.
«Не думай!», - мышь почти перешагнул грань, забыв об осторожности. – «Нельзя». Он отступил в тень чайника и медленно опустился на стол. «Господи, дай мне силы»…
Здесь и сейчас его терзали страшные сны, заставляя вскакивать ночами со слезами на глазах и тихо стонать, укутавшись в дряблое одеяло. Здесь и сейчас он не знал, что делать, куда бежать, где искать помощь. Он медленно сходил с ума, медленно умирала уставшая душа, оставляя без жизни тело мыши. И он не знал, что так далеко, но в то же время невозможно близко была она – спасение волшебной Страны Чудес.

[Гость]

No-Alice!9. Burton Alice in Wonderland. Стейн потерял память в процессе попытки побега. Ирацибета погибла. Стейна спасает его заклятый враг Червовый Туз Джейк Спейд. Автору хотелось бы чего-то в духе дарка, где Спейд пытается убедить Валета в том, что тот был его любовником, а Стейн чувствует, что это не так и пытается освободиться. Если будет ловля пытающегося сбежать Стейна и наказание ремнем или плетью, автор выполнит все пожелания заказчика, в том числе и рейтинговые. ХЭ желателен, но не обязателен.

Исполнение 1. 481 слово

-Я не помню… почему я не помню?
Джек нервно касается прекрасного тонкого лица, кроваво-алые губы подрагивают, неслышно шепча «Не помню… не помню…». Стейн смотрит на него затуманенным взглядом.
-Ты ударился головой, - шепчет Джек, подтягивая к себе гибкое длинное тело, - потому и не помнишь. Мой Илосович… мой прекрасный…
Стейн вздрагивает, когда по-хозяйски нагло на его бедро ложится рука его пленителя. Он не пытается сопротивляться и позволяет Спейду трогать его и ласкать. Но эти прикосновения и ласки не вызывают в нем ничего кроме отвращения. Появление слуги заставляет Спейда нервно вскочить.
-Что? Какого дьявола? Я же велел не беспокоить!
-Ваша светлость велели доложить, как только прибудет леди, - слуга низко кланяется.
Ключ поворачивается в замке. Стейн кое-как сползает с кровати. Его бросает в пот от слабости, но он все же натягивает отброшенные штаны прямо на голое тело. На исподнее нет времени. Занавеси достаточно длинны, а окно не заперто…
… Он сам не мог понять, как так вышло, что голова закружилась, когда он был уже почти вне замка Пикового Туза. Грубые руки воглеров рванули его от ограды, волоча по черной плитке к запасному выходу. Спейд в гневе вздернул его за волосы, разворачивая лицо навстречу своему.
-Ты пожалеешь об этом, Илосович…
…Он болезненно дернулся, пока воглеры забивали его руки в деревянные колодки и поднимали на цепях, натягивая длинное тело, словно струну. Сознание то покидало его, то возвращалось. Он ощущал на своем теле жадные руки воглеров. Они трогали его, гладили, ощупывали, но не осмелились на большее. Потом они ушли, оставив пленника висеть в пыточной комнате. Стейн не пытался вырваться, понимая, что выбраться из темницы невозможно. Ох, если бы только вспомнить!
-Ты сделал большую ошибку, Илосович, - Спейд приблизился, огромный, мускулистый. –Ты сделал самую большую ошибку в своей жизни!
-Я не верю тебе…
Говорить трудно, как и дышать. И он почти не реагирует на первый удар плети, не чувствуя его.
-Ошибка…
Снова удар. Теперь пробирает. Стейн вздрагивает, подбираясь. Прикусывает губы, стонет. Плеть, словно живое существо, вгрызается в тело. Стоны переходят в жалобные вскрики.
-Нет… не надо! Пожалуйста!
Горячее тело, раскаленное. Оно прижимается к Стейну, обжигает исхлестанную спину.
-Ты мой! Мой!
Стейн задыхается, его душит отвращение от потных горячих рук, скользящих по телу, от жаркого, отдающего вином дыхания. Спейд прикусывает его плечо, трется о его бедра своими. По щекам Валета катятся слезы, но больше он не кричит и не просит пощады. Только съеживается насколько возможно, когда ладонь Спейда накрывает промежность…
-Ты- мой!
Грохот выстрела и запах пороха наполняют камеру. Спейд на миг повисает на пленнике, потом мертвой массой скользит вниз.
-Илосович Стейн, по приказу Её Белейшества тебя надлежит доставить в Алый Замок, где ты проведешь остаток жизни как пленник!
Его вынимают из колодок, набрасывают на плечи плащ. Уже у входа он останавливается и смотрит на лежащее на полу тело. Он ничего не чувствует. Только усталость. И покорно идет за своими спасителями. Лишь у самого выхода он обращается к рослому белокурому воину в белой куртке командира гвардии:
-Кто я?

[All Alice Fest]

XIII.18.Любая из "Алис". song! Эдипов Комплекс - "Алиса в стране чудес". Автору - полная свобода.

Исполнение 1, 469 слов

Алиса Кингсли была сумасшедшей, живущей давнопрошедшей эпохой. Она каждый день пыталась приспособиться к жизни двадцать первого века — и не могла. Она забывала, что дорогу надо переходить по светофору и, что если этого не делать, то машина — про них Алиса тоже постоянно забывала, — может запросто сбить тебя. Ещё Алиса не понимала — не могла понять, как груда железа могла держаться на воде и не тонуть — и куда исчезли прекрасные парусные корабли.
Алиса Кингсли просто родилась не в той эпохе.
Было кое-что, про что Алиса не забывала никогда. Впрочем, назвать это нормальным тоже было сложно.
Алиса каждый день ходила в сад. Она гуляла по нему долго-долго. Она обходила все тропинки, оглядывала каждый куст и долго бродила вокруг всех деревьев.
Алиса Кингсли ждала чуда.
Она ждала, что когда-нибудь в кустах мелькнёт белый кролик в костюме, постоянно достающий часы и вечно куда-то спешащий. Она хотела бы погнаться за этим кроликов и упасть в нору — такую странную и слишком большую для простой кроличьей норы. Но так и должно быть. Ведь эта нора — вход в Страну Чудес, в которой ничего не бывает нормальным. А там она встретила бы множество знакомых: Безумного Шляпника, Чеширского Кота, Белую Королеву...
Но чудо не происходило.
Алиса Кингсли по-прежнему жила, путаясь в веках и пугаясь телефонов с компьютерами. Обычные повседневные вещи были для Алисы чем-то чудовищным и неправильным. Потому что она не могла запомнить их. Она могла сочинять длинные письма от руки, ездить на лошадях и танцевать, как на настоящем балу. Но это были не те умения, которые требовались этому веку.
Алиса Кингсли ненавидела эту эпоху. И ненавидела свою память, которая сохранила даже глупые разговоры цветов ни о чём, но не могла запомнить таких простых вещей, как пользование микроволновкой.
Алиса ходила к психологу, лечилась в больнице и делала всё возможное, чтобы научиться жить в веке, которому она не нужна. Но у неё не получилось.
Алиса Кингсли хотела, чтобы всё это прекратилось раз и навсегда. С этой целью она поднялась на крышу дома и долго стояла у края, смотря на Лондон, полный жизни. Алиса снова забыла про машины и пыталась теперь понять, что это за необычные объекты движутся по улицам города. Алиса смотрела вниз, на людей, а люди смотрели вверх, на неё.
Ветер толкал Алису с крыши, и он же отталкивал её подальше от края. Он как будто спрашивал её «Чего ты хочешь? Жить или летать?». Алисе была противна эта эпоха. И она выбрала полёт.
А земля раскрылась перед ней и снова захлопнулась, а Алиса падала и падала. Перед её глазами проносились полки, шкафы и пианино. А затем она ударилась, но не о землю, а о клетчатый пол.
Чудо всё-таки свершилось.